Коми кывтӧдӧм

Почему у народа, называющего себя коми, существует два литературных языка: коми-пермяцкий и коми-зырянский? Что помешало созданию единого литературного языка единой коми нации? Каковы могли бы быть пути создания такого языка? И возможен ли общекоми языковой стандарт вообще? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо, прежде всего, кратко рассмотреть процесс развития нашей письменности в контексте истории нашего народа за последние три столетия.

Развитие и взаимоотношения письменных традиций

К началу XVIII века комиязычное население Российского государства проживало на обширных территориях северо-востока Европы, которые в течение века постепенно оформились в Пермскую, Вятскую, Вологодскую и Архангельскую губернии. Причём в пределах первых двух административных образований (Камско-Вятский бассейн) коми именовались по-русски пермяками, а в остальных (Северодвинский и Печорский бассейн) – зырянами.
Язык коми на столь обширной территории, разумеется, имел определённые различия. Первые западные фиксации комиязычных текстов («Отче наш» Н.Витсена, записи Д.Г. Мессершмидта, словник Ф.И. Страленберга)¹  ещё не позволяют однозначно идентифицировать информантов как представителей той или иной группы коми.
Первым, кто поставил пермяцкий и зырянский материал рядом, был Г.Ф. Мюллер, сравнительный словарь которого (1756) уже совершенно определённо фиксирует дифференциацию лексики между пермяцкими и зырянскими наречиями коми языка.
Дальнейшее развитие коми письменности в пермяцком и зырянском ареалах проходило в значительной степени параллельно, хотя случаи влияния (в первую очередь зырянской традиции на пермяцкую) имели место на всём протяжении дореволюционного развития² .
Первая нам известная коми грамматика и словарь были созданы на основе пермяцкого наречия (1785), первые печатные издания (грамматика 1813, евангелие 1823, словарь 1850) осуществлены с использованием зырянского материала.
Коми письменность в донациональный период вообще развивалась на диалектах. Так, не было единого пермяцкого литературного языка, были издания на севернопермяцком и южнопермяцком наречии. Зырянские тексты (после стефановых нижневычегодских творений) имели своей основой удорский, ижемский, сысольский или вычегодский диалекты. В целом по донациональной эпохе мы имеем около 60 названий памятников письменности на пермяцких наречиях (из них около 30 – печатные издания) и более 70 только печатных изданий на зырянских диалектах³ .
Таким образом, к моменту национального самоопределения коми уже имели две письменные традиции в пермяцком крае и ещё несколько в зырянском. Что помешало объединить все эти традиции в единый коми язык в раннюю советскую эпоху?
Несомненно, главную роль здесь сыграл политический фактор – не было достигнуто административно-территориальное единство. Вероятно, в единой коми области были бы предприняты максимальные усилия по консолидации всех коми. Тенденция к объединению была налицо. Упомянем лишь то, что даже в условиях территориальной разобщённости пермяки и зыряне смогли принять единый национальный алфавит – молодцовицу.
Однако не стоит сбрасывать со счетов и силу традиции. Учитывая её, культурные работники коми на первых порах предполагали развивать литературу на нескольких пермяцких и зырянских диалектах (иньвенском, косинском, средневычегодском, ижемском)⁴  и издавать учебники на этих диалектах, хотя в последующем все эти традиции предполагалось привести к общекоми стандарту (как тогда говорили – «слить»). Отметим, что книгоиздание и печать на ижемском и косинском диалектах так и не получили развития, а проблема единства коми языка свелась в конечном итоге к вопросу о сближении пермяцкой нормы с зырянской.
В первой половине 1920 годов в пермяцком крае продолжают традицию донациональной эпохи – книги издаются на иньвенском наречии, хотя постепенно коми-пермяки начинают использовать в текстах лексические зырянизмы, понимая, что эти слова не являются чуждыми и части пермских коми – носителям севернопермяцкого (косинского) наречия.
Радикальный шаг по сближению двух традиций был предпринят в 1927 году, когда пермяки ввели в норму чередование в/л, как то было принято несколько ранее у зырян. В это время пермяцкие поэты пишут стихи с ударением на первом слоге, координируются практические решения по спорным моментам орфографии, а в течение 1927–1928 годов в окружных изданиях предпринимается попытка использовать наряду со специфически пермяцкими также и характерные зырянские черты на уровне морфологии и фонетики, например, суффикс мн.ч. —яс, конечное —д в суффиксальных морфемах, «окончание» 3 лица мн.ч. глаголов —сны и некоторые другие. Принцип, согласно которому в пермяцкие тексты местами вводились зырянские формы, и, наоборот, в зырянские тексты вводились формы пермяцкие, был одобрен на Коми конференции Главнауки в 1929 году ⁵.
К концу 1920 годов было достигнуто единство по некоторым важным вопросам: кроме чередования в/л, в орфоэпической норме закрепилось «пермяцкое» написание ӧ в суффиксах (мунӧ, пызанӧ, коннӧй), начальное г и к перед переднеязычными (гез, кер) и пр.
Пермские власти быстро среагировали на опасную тенденцию языкового сближения пермяков с зырянами и с конца тех же 1920 годов усилили борьбу с пермяцким сепаратизмом, в результате чего зырянское влияние на пермяцкую письменность начало подвергаться резкому ограничению. Нехарактерные для собственно-пермяцких наречий фонетико-морфологические варианты перестают появляться в пермяцких текстах, при том что недостающие компоненты лексики по-прежнему могли восприниматься из второго регионального стандарта коми языка.
Впрочем, пермяцко-зырянская координация по отдельным вопросам сохранялась и в последующее десятилетие. Примерно в одно и то же время оба региональных стандарта были переведены на латинскую графику (причём была введена единая коми латиница). Летом 1934 года в Сыктывкаре прошла первая общекоми (пермяцко-зырянская) термино-орфографическая конференция, на которой были приняты решения по ряду принципиальных вопросов орфографии, констатировано стремление к возможной унификации терминологии (но всё это, как теперь особо подчёркивалось, «не в ущерб коми-пермяцкому языку»), предложено вести совместную разработку проблем синтаксиса, а также организовать широкий обмен художественной литературой и прессой, снабжать ими школы⁶ . В то же время весьма разумное предложение пермяков по введению полной эловости в оба стандарта на указанной конференции было отклонено, или, точнее говоря,  положено в долгий ящик (обещали подумать), в связи с чем вызывавшее всеобщее недовольство искусственное чередование в/л пришлось законсервировать и в окружном литературном языке.
Возвращение к молодцовской азбуке в 1936 году коми-зыряне провели сепаратно, а осенью 1937 года Москва навязывает коми-пермякам кириллический алфавит, максимально приближённый к русскому. Одновременно основные сторонники пермяцко-зырянского сближения были репрессированы в рамках общесоюзной кампании большого террора.
Казалось, что на единстве коми языка можно ставить крест, но уже в начале 1938 года на проведённом по инициативе И.И. Майшева пермяцко-зырянском совещании в Ленинграде принимается решение о восстановлении единства коми графики⁷ , благодаря чему мы и имеем сегодня общую коми письменность. На совещании рассматривался также вопрос о введении единого языкового стандарта для всех коми, однако коми-пермяцкая сторона выступила против этого предложения.
В дальнейшем за всё время существования советской власти работа по координации развития двух языковых стандартов не проводилась, а сама мысль о едином коми народе и языке была официально отвергнута. Термин коми по отношению к коми-пермякам, как правило, не употреблялся⁸ . Общие тенденции, которые мы наблюдаем в это время в литературных идиомах  пермяков и зырян, имели место вследствие реализации языковой политики, проводившейся на общегосударственном уровне в Советском Союзе.
Лишь в постсоветскую эпоху началась новая (очень слабая) волна зырянского влияния в пермяцком  ареале, которая в условиях радикальной перестройки зырянского литературного языка и консервации пермяцкого не смогла привести к сближению двух региональных стандартов. Да и задача эта, похоже, уже не ставилась. Дело в том, за 85 лет автономного существования (и 70 лет практически параллельного развития) пермяцкий и зырянский литературные варианты успели оказать определённое воздействие на речь носителей диалектов в соответствующих коми регионах, и «сохраняющую» язык пермяцкую и зырянскую интеллигенцию в первую очередь. Потому разговоры об объединении двух коми языков, ещё имевшие место в эпоху перестройки и гласности, остались досужими разговорами, и даже возможность сближения отдельных норм представляется теперь чисто гипотетической.
Было бы, однако, несправедливо отбросить светлую идею единого литературного языка коми без теоретического осмысления, равно как и оставить возможные пути интеграции двух региональных стандартов нашего языка без эксплицитного публичного рассмотрения. Исходя из этого, мы и предлагаем вниманию общества некоторые крамольные мысли по поводу того, что «могло бы быть если бы».

Сближение региональных стандартов?

Некоторые моменты, отличающие пермяцкий и зырянский стандарты коми языка, вполне устранимы при готовности (как уже было замечено, весьма призрачной) обеих сторон к компромиссу. В первую очередь это относится к орфографии и, отчасти, лексики.
Поскольку оба стандарта имеют единый фонетический состав и единую графику, объективно ничто не препятствует унификации условных написаний, различия между которыми в пермяцком и зырянском стандартах сводятся к двум основным проблемам: разделительный знак и диграфы при геминации.
В пермяцком твёрдый разделительный знак пишется только после дентальных согласных ([t], [d], [s], [z], [n], [l]) ⁹ , а после остальных согласных пишется мягкий разделительный знак: Посъяг, но бӧрья, Касьян. В зырянском – мягкий разделительный знак пишется после палатальных ([t’], [d’], [s], [z], [n], [l’], [c], [d’z]), а в остальных случаях употребляется твёрдый разделительный знак: косьяс, но бӧръя, посъяс. Как видим, разница состоит в характере разделительного знака после недентальных (проблема бӧрья/бӧръя).
На первый взгляд зырянское решение более оправдано, поскольку [r] (а также [m], [b], [g] и пр.) в коми языке не имеют палатальных соответствий и перед [j] не смягчаются как, например, в русском произношении, а мягкий знак ассоциируется в обыденном сознании именно с мягкостью (т.е. палатальностью). Однако если мы внимательно присмотримся к системе написания палатальных в коми языке, то обнаружим, что как таковые в принципе маркируются лишь те из них, которые имеют дентальные соответствия (т, д, с, з, н, л), т. е. различаются пары ти/тi, те/тэ; тя/та и т.д., в то время как, например, палатальные аффрикаты, которые не имеют дентальных соответствий, не имеют и вариантов типа чи/*чi, че/*чэ; *чя/ча.  Следовательно принцип дентальности, реализованный в пермяцком стандарте, является первичным. И не только первичным, но и более логичным, поскольку исключительно постдентальное употребление твёрдого разделительного знака (обозначающий полугласный [j]) коррелирует с обозначением в той же позиции переднеязычных [i], [e] через специальные графемы i, э, тогда как после всех остальных согласных в обоих коми стандартах переднеязычные гласные передаются через стандартные русские буквы и и е ¹⁰ .
К последним да будет отнесён и разделительный ь в гармонизированной коми орфографии, благо в его пользу говорит и более простое написание (без дополнительной чёрточки) и регресс твёрдого знака в русском языке при растущих сомнениях в необходимости его там вообще.
Другим пермяцко-зырянским орфографическим различием, не зависящим в принципе от произношения, является написание диграфов при удвоении дифтонгов: зыряне пишут ддз, ддж, ттш, пермяки – дзз, джж, тшш. Исследователями замечены различные варианты произношения геминат в данном случае (с удвоением либо первого компонента, либо аффрикаты в целом)¹¹ , причём эти варианты никоим образом не связаны с пермяцко-зырянской дихотомией. Потому принцип написания здесь может быть только морфологический. Как известно, удвоенные аффрикаты выступают в коми языке только в инлауте перед гласным. В ряде случаев гемината образуется путём ассимиляции этимологического й предшествующей аффрикате (напр. дз + й = дзз/ддз: кыдзза/кыддза), в других случаях мы имеем дело с ассимиляцией д, т последующей аффрикате (напр. д + дз = ддз/дзз: кодззыны/коддзыны) ¹².
Как пермяки, так и зыряне в настоящее время обобщили один из вариантов (как было сказано выше, соответственно дзз и ддз). Причины принятия различных решений по этому вопросу мы поймём, если обратим внимание на частотные случаи употребления этих геминат в каждом из региональных стандартов.
В зырянском существует суффикс компаратива —джык с начальной аффрикатой и масса прилагательных, оканчивающихся на —д (курыд ‘горький’, ыджыд ‘большой’ и т.п.), следовательно, при образовании сравнительной степени написание с двумя д (напр. курыдджык ‘горше’) полностью оправдано с точки зрения морфологического членения. Принцип подобного написания диграфов при геминации был генерализирован, и потому в соответствии с коми-зырянской орфографией следует писать также кыддза ‘берёзовый’ (при кыдз ‘берёза’) и т.п.
В пермяцком стандарте наиболее частотный случай употребления удвоенных аффрикат – форма множественного числа существительных (поскольку все согласные перед плюральным показателем —ез в пермяцком коми языке удваиваются), напр. кыдз + ез = кыдззез ‘берёзы’ при кыдз ‘берёза’. Понятно, что оптимальным решением при этом было бы сохранение в неизменности графического облика основы слова, что возможно при удвоении второго компонента диграфа. Данное решение поначалу было генерализировано лишь отчасти, поскольку в случаях типа коддзыны ‘опьянеть’, где явно просматривается корень код ‘пьяный’ и суффикс дз, предписывалось сохранять морфологический принцип. Однако стремление к унификации всех подобных написаний привело к полному вытеснению «зырянского» решения из пермяцкой орфографии (по крайней мере, в практике издательской деятельности последних двух десятилетий). И напрасно, поскольку здесь компромисс может быть достигнут как раз за счёт последовательного применения морфологического принципа, т.е. сочетание д, т + аффриката следовало бы писать «по-зырянски»: коддзыны, а сочетание аффриката + зь, ж, ш (<й) «по-пермяцки»: кыдзза. При этом корень (основа) сохраняется графически неизменным во всех формах и производных, что и следует рекомендовать для общекоми письма.
Сближение региональных стандартов коми языка возможно и путём восстановления этимологических написаний. Так, в обеих нормах следовало бы писать  витчисьны (ср. удм. витьыны) ‘ждать’, аддзыны ‘видеть’ (ср. удм. адpыны), лэдзчыны ‘спускаться’ (ср. лэдзны), лэбтыны ‘поднимать’ (ср. лэбны), ордча ‘соседний’ (ср. ордын), казьтывны ‘вспоминать’ (ср. казявны).
Восприятие недостающей лексики из второго регионального стандарта вместо употребляющихся ныне русизмов также вполне осуществимо при учёте уместности того или иного слова в контексте регионального узуса.

К общекоми стандарту?

Дальнейшее сближение литературных стандартов предполагало бы унификацию написания и произношения отдельных морфем, расширение вариативности в морфологии, а также смягчение лексических расхождений.
В отличие от выше рассмотренных условных написаний унификация орфографических вариантов, отражающих специфику произношения в пермяцком и зырянском стандартах коми языка, представляется несравнимо более рискованным занятием. Рассмотрим, однако, чисто теоретически некоторые моменты,  по которым могли бы быть приняты консолидированные решения.
Ряд форм позволяет при унификации опираться на одну из ныне действующих региональных орфографий. Так, притяжательный суффикс 1 л. ед. ч. –ӧй/-ӧ (мамӧй ~ мамӧ ‘моя мама’) следует (как в зырянской норме) писать с й на конце, дабы не было совпадения с суффиксом вступительного падежа —ӧ. То же касается и императива мн.ч. (мунӧй ‘идите’) как оппозиции к форме 3 л. ед. ч. изъявительного наклонения (мунӧ ‘идёт’). С другой стороны, пермяцкий датив на —лӧ выглядит более логичным, чем зырянизм —лы, поскольку —лӧ соотносится с вступительным падежом на ӧ (пызанлӧ – пызанӧ) точно так же, как притяжательный падеж соотносится с исходным (пызанлысь – пызанысь). В эту же группу можно отнести и суффикс второго прошедшего времени мн. ч. 3 л. в его полной зырянской редакции (-ӧмаӧсь), которая вне сомнений выглядит более солидно и логично (причастие на —ӧма— + суф. мн.ч. —ӧсь), чем пермяцкая слитная форма на —ӧмась. Однозначно не следует включать в общую норму пермяцкий аккузативный суффикс прилагательных и числительных —ӧ (ыджытӧ / зыр. ыджыдӧс), поскольку он представляет собой ещё одну омонимию форме иллатива. По чисто практическим соображениям стоит предпочесть пермяцкий вариант суффикса компаратива —жык его зырянскому соответствию (-джык), поскольку последний требует чересчур много усилий при написании и усложняет восприятие при чтении.
Для всех названных случаев можно было бы сохранить варьирование в орфоэпии, т.е., к примеру, зыряне пишут курытжык, а читают курыдджык, пишут ӧдйӧжык, а читают ӧдйӧджык, точно так же, как пермяки по современной орфографии пишут унажык, а читают унажжык.
Более сложна для однозначного решения проблема т / д: ыджыт ~ ыджыд, велӧтны ~ велӧдны. Этимологическим здесь является, конечно, глухой вариант. Однако в целях снятия омонимии можно было бы принять для глагольного словообразования зырянский вариант (велӧдны ‘учить’), а в прочих случаях писать этимологическое (и пермяцкое) т: гижӧд ‘заставь писать’, гижӧт ‘письмо, худ. произведение’, сюда же ыджыт ‘большой’, сизимӧт ‘седьмой’. Озвончение взрывного между гласными не составило бы особого труда для пермяков, равно как и оглушение оного на конце слова для зырян.
Аналогично можно провести дивергенцию между суффиксальными формами —ись и —ысь (учитывая при этом весьма удачный удмуртский опыт).  Пермяцкий —ись известен и значительному числу зырянских диалектов, ысь в ряде позиций (напр. после л) реализуется и в пермяцком произношении. При унификации орфографии первый из указанных суффиксов удобнее предложить для употребления в глагольном и отглагольном  словообразовании (лыддисьны, гижись), второй – в сфере падежного словоизменения существительных (вурунысь). В целях гармонизации падежной системы ы-овую огласовку стоит придать и суффиксу притяжательного падежа —лысь: мортлысь.
Что касается суффикса множественного числа существительных, то унификация его в «едином коми стандарте» возможна лишь в случае принятия соломонова решения наоборот (пермяцкий —эз и зырянский —яс слишком далеки друг от друга, чтобы оказать предпочтение одному из них). Единственный путь достижения компромисса здесь в слиянии зырянского консонантизма с пермяцким вокализмом, что означает форму —ес: каньес, понъес, пуес.  Реализация с гласной е имеет место в отдельных зырянских диалектах, конечная с возможна в пермяцком стандарте в определённо-притяжательном склонении, т.е. восприятие компромиссной формы не должно вызывать особых затруднений. Другое дело артикуляция. На первом этапе вполне можно оставить всё как оно есть: пермяки удваивают конечную согласную  основы и проглатывают йоту после гласной, а зыряне выговаривают своё а. В дальнейшем орфография могла бы влиять и на орфоэпию ¹³.
К вопросу ‘кто’: кин или кодi? Поскольку пермяцкая форма употребляется только при вопросе, а зырянскому относительному местоимению кодi (столь нелюбимому в Сыктывкаре) соответствует пермяцкое кӧда, именно последнее и можно было бы рекомендовать на роль союзного слова в определительном придаточном, благо оно не имеет негативных коннотаций. В таком случае кодi можно было бы сделать исключительным синонимом пермяцкого кин: Кин тэ? = Кодi тэ? ‘Кто ты?’
Чисто морфологические проблемы можно было бы решить допуском в общекоми литературный язык вариантов из обоих ареальных стандартов: компаратив на —ся наряду с употреблением кындзи и —ысь: вӧв понся ыджыджык ~ вӧв понысь ыджыджык ‘лошадь больше собаки’, урыся ~ урысь кындзи ‘кроме белки’; диминутив на —ок наряду с —тор: керкуок ~ ичӧт керку, керкутор ‘домик’; пейоратив —жуг, наряду с —шой, —шӧн: керкужуг ~ керкушой ‘домишко’; оба варианта глагольных комплексов 2 л. мн. ч. —тӧ ~ —нныт: мунатӧ ~ мунанныт ‘идёте’, 3 л. —сӧ ~ —сны: мунiсӧ ~ мунiсны ‘[они] шли’, лично-временные отрицатели 2 л. мн. ч. эдӧ ~ энӧ и одӧ ~ онӧ: одӧ мунӧ ~ онӧ мунӧ ‘не идёте’, отрицательные формы 3 л. мн. ч. озӧ мунӧ ~ оз мунны ‘не идут’, оба варианта местоимений 1 и 2 л. мн. ч.: ми ~ мийӧ ‘мы’, тi ~ тiйӧ ‘вы’и т.д. и т.п.
При создании общекоми стандарта к лексическому богатству языка, разумеется, был бы причислен весь словарный состав обоих современных коми ареалов, что привело бы к радикальному увеличению синонимических рядов (и расширило бы возможности стилистического варьирования)¹⁴ . Лексические соответствия с разными звуками в корне можно было бы использовать для создания слов с более точным значением ¹⁵ : керка ‘здание’ и керку ‘изба’, вичко ‘церковь (организация)’ и вичку ‘церковь (здание)’, осьтан ‘открывашка’ и восьтан ‘ключ’, ӧм ‘рот’ и вом ‘устье’, бобув ‘бабочка’ и бабыв ‘мотылёк’, дзодзув ‘ящерица’ и дзӧдзыв ‘ящер’, визыв ‘бойкий’ и визув ‘поток’, ворсӧм ‘игра’ и орсӧм ‘обряд’, лонтны ‘топить (печку)’ и ломтыны ‘отапливать (помещение)’, войтыр ‘нация’ и отир ‘народ, этнос’, бӧра ‘опять’ и бара ‘с другой стороны’, новйыны ‘ность (одежду)’ и новлыны ‘носить (тяжести)’, модьны ‘болтать’ и мойдны ‘рассказывать сказку’, шать ‘хворостина’ и шайт ‘рубль’,  матег ‘мыло’ и майтӧг ‘шампунь’, воть ‘капля’ и войт ‘заросли в пойме’ и т.п. В тех случаях, где разграничение значений не представляется возможным, следовало бы терпеть оба варианта (напр. гожум и гожӧм ‘лето’, квать и квайт ‘шесть’), либо прийти к компромиссу, оставив один из них для общего стандарта. Так, понятно, что в едином коми языке должны быть преимущественно использованы пермяцкие кӧс ‘сухой’ (кос ‘поясница’), шӧма ‘кислый’ (шома ‘с углем’) и т.д. Зырянское кӧкъямыс ‘восемь’, было бы однозначно выправлено на этимологически верное пермяцкое кыкьямыс, а ӧти ‘один’ преобразовано в ӧтiк или, по крайней мере, в ӧтi, дабы восстановить единство корня.
Интересно, как была бы решена проблема параллельного употребления иных пермяцких и зырянских числительных. Конечно, пермяки свои исконные числительные выше десяти не употребляют, но, тем не менее, пермяцкие названия для десятков существуют и являются более регулярными, чем зырянские: кз. кызь ~ кп. кыкдас ‘двадцать’, кз. ветымын ~ кп. витдас ‘пятьдесят’, ср. кз., кп. сизимдас ‘семьдесят’.

Проблемы

Можно выделить несколько серьёзных проблем, которые возникли бы перед создателями общекоми языкового стандарта. Среди них следует выделить специфику акцентуации, а также пермяцко-зырянскую грамматическую и лексическую омонимию.
Пожалуй, главным дифференцирующим признаком современных стандартов коми языка является ударение. И дело не только в том, что ударным в зырянском признан первый слог, а в пермяцком ударение может занимать и другие позиции. Проблема в том, что литературный пермяцкий имеет морфологизированное ударение, при котором ударными являются определённые словообразовательные и формообразовательные суффиксы, в связи с чем имеется и реализуется возможность простой передвижкой ударения изменить значение слова. Так в слове пыран ‘ты входишь’, ударение в обоих коми стандартах покоится на первом слоге. Производное от того же глагола существительное со значением  ‘вход’ в пермяцком имеет тот же формальный состав, но с ударением на втором слоге – пыран, поскольку здесь ан представляет собой омонимичный окончанию глагола (но при том всегда ударный!) суффикс отглагольных существительных и причастий. Зырянское литературное соответствие этому пермяцкому существительному имеет форму пыранiн, т.е., как видим, северные коми вынуждены добавлять формальный суффикс iн для создания отглагольного существительного со значением места. Роль ударения в пермяцком словообразовании очень значительна и в том плане, что языковой системой предоставляется возможность создания терминологии без использования дополнительной суффиксации, например, кошшисян ‘поисковик, поисковая система’ (зыр. корсьысянтор). С помощью передвижки ударения в пермяцком стандарте не только можно создавать новые слова, но и выражать оттенки значения, например, «способ действия» (сёйыштi ‘поел’ – сёйыштi ‘доел’). При этом в пермяцком коми часто снимается омонимия там, где в зырянском оная имеет место: сьылӧм ‘спетый’ – сьылӧм ‘пение’ (в зырянском в обоих случаях будет сьылӧм). Креативный характер ударения в пермяцком стандарте – обычное явление, благодаря которому литературный пермяцкий представляется более экономным и выразительным.
Однако в диалектах коми языка (как пермяцких, так и зырянских) место ударения не связано напрямую с нормами соответствующих стандартов. Так в пермяцких диалектах помимо общего тренда к морфологизации, имеется и качественно-вокальное ударение 2-х типов: с одной стороны, гласные верхнего подъёма в первом слоге теряют ударение (мунӧ, пырӧ, вийӧ), с другой – гласная нижнего подъёма в непервом слоге перетягивает ударение на себя (баля, кага). В севернопермяцких диалектах, где морфологизация выражена слабее, ударение имеет большое сходство с зырянским узусом. В зырянских же диалектах мы также не имеем жёсткого закрепления ударения за первым слогом. Даже в сыктывкарских грамматиках отмечено, что ударение в коми-зырянском языке свободное «с тенденцией ставить его на первый слог». И если для зырянской нормы характерны хорей и дактиль, то в говорах царит полная свобода в отношении места ударения.
При установлении единых норм коми языка пришлось бы выбирать между простотой зырянского решения и потенциальными преимуществами пермяцкого.
Встав перед дилеммой вставочных согласных, наоборот, пришлось бы выбирать между простотой пермяцкого решения (почти все корни становятся неизменными) и этимологической верностью и/или большим экспрессивным потенциалом зырянского решения (проблема ош-ыс – ошк-ыс ‘медведь-то’). Сюда же относятся и русские заимствования с о: писать по-пермяцки совет (полная гармония с орфографией источника) или по-зырянски сӧвет (национальный колорит, но лишняя нагрузка в школьном преподавании)?
Некоторыми сложными случаями пришлось бы заниматься и в морфологии. Так, сійӧ в зырянском стандарте – номинатив личного местоимения 3 л. ед.ч., а в пермяцком эта же форма – аккузатив того же местоимения, в то время как номинатив имеет облик сiя. Поскольку во многих зырянских диалектах номинатив имеет форму, подобную той, что принята в пермяцком стандарте, было бы логично нормировать местоимение 3 л. ед. ч. как сiя и, соответственно, 3 л. мн. ч. как нiя/ная. В аккузативе же принять формы сійӧс и нійӧс/найӧс (с зырянским вариантом суффикса —ӧс, известного в пермяцких диалектах). По тому же принципу можно было бы построить систему указательных местоимений: тая, эта, этая, этiя, эсія (но аккузатив: тайӧс, этайӧс, этійӧс, эсійӧс и т.п.). Можно заранее предположить, что этому решению окажут решительное сопротивление носители диалектов с номинативными сійӧ, найӧ и тайӧ.
Конечно, и семантические расхождения в лексике стали бы серьёзным камнем преткновения при выработке общекоми норм. Приведём краткий список слов, имеющих разные значения в пермяцком и зырянском стандартах коми языка.

лексема (в скобках зырянская форма)	значение в пермяцком	значение в зырянском
авъя	умный	серьёзный, вежливый
ань	свекровь	женщина, тётка
баля	овца	ягнёнок
балямош (малямуш)	шмель	пчела
бертны	возвратиться	выворачивать
бырӧтны (бырӧдны)	износить	уничтожить
вачкисьны (вачкысьны)	походить	удариться
веськавны	выздороветь	попасть
видзны	держать	охранять, хранить
вильӧтны (вильӧдны)	облизать	обглодать
воны	созреть	прибыть
вонь (вӧнь)	шнурок, подвязка лаптей	пояс
воштыны	подевать	потерять
гаг	червяк	насекомое, жук
горзыны	плакать	кричать
гудравны	мутить	перемешивать
джынъян (жыннян)	ботало	колокол
дой	болячка	боль
енӧвтчыны (эновтчыны)	прикинуться	отказаться
ендыны (эндыны)	пропасть	запустеть
ён	толстый (о человеке)	крепкий, прочный
зурасьны	лягаться	стукнуться, удариться
инь (энь)	жена	мать, самка
иньдыны (индыны)	отправить	указать
кай	птица	мужской половой орган
кольны	оставить	остаться, оставить
кӧда (коді)	который, кое-кто	кто, который
кӧсйыны	обещать	хотеть
кутны	поймать	держать
лэбны	подниматься (о тесте)	лететь
лэбзьыны	лететь, улететь	улететь
мича	ясный	красивый
мӧдӧтчыны (мӧдӧдчыны)	нарядиться	отправиться
мӧдны	желать	стать; отправиться
мукӧд	некоторые	другие
нимӧтны (нимӧдны)	вскармливать	славить
нимавны	сосать	слыть
нимкодь	кличка	радость
нин	лыко	уже
нӧитны (нӧйтны)	мять	избить
омӧн (вомӧн)	повсюду	поперёк
пеж	блестящий	гадкий
пессьыны	бороться; маяться	биться; маяться
петкӧтлыны (петкӧдлыны)	выносить	показывать
пиньӧвтны (пинёвтны)	искривить, вывихнуть	боронить; коробить
пиян	детёныш, наследник	сыновья
пода	скот	пешеходный
пӧрччасьны (пӧрччысьны)	разуваться	раздеваться
руша (руш)	тепловатый	дряблый
садьмыны	протрезветь, прийти в себя	проснуться
сой	сестра	рука
чипа (чипан)	мужской половой орган	курица
чож	быстрый	дядя
чӧвтны	снять, налить	бросить, кинуть
чулавны (чуавны)	проходить, миновать	бродить во время течки
шогмыны	родиться	получиться

Понятно, что время для создания единого языкового стандарта у коми уже безвозвратно упущено. Интеграцию можно было осуществить самое позднее на конференции Главнауки в 1929 году, но там слишком много сил было потрачено на борьбу по другим вопросам, а проблема пермяцко-зырянского единства осталась второстепенной. Гармонизация орфографии могла быть осуществлена самое позднее при переходе на современную графику (ленинградское совещание 1938 года), однако предложение о создании единого литературного языка не способствовало достижению согласия по всем моментам, где унификация была вполне достижима.

Теперь, при наличии двух языковых стандартов, которые воспринимаются комиязычным населением в том или ином регионе как «своя» норма, консолидация двух коми литературных «языков» на основе взаимного компромисса уже не представляется возможной. Причём это касается не только полной интеграции, но и осторожных шагов по гармонизации региональных стандартов (как, например, в вопросе об условных написаниях). Нормы уже закреплены в словарях и учебных пособиях, стали привычными для населения через газеты и журналы. Попытка реформы даже в мелких орфографических деталях, не задевающих привычное произношение, скорее всего, вызовет в обществе волну недовольства, как оно то было во время кампании по очищению коми лексики от избыточных русских заимствований в зырянском ареале. И если за введением новых слов стоит всем понятное стремление к защите языка от ассимиляции, то перемены в орфографии ради пермяцко-зырянского единения в коми среде, скорее всего, вообще не будут поняты.

Путь навязывания одним из региональных стандартов собственных особенностей другому был бы эффективен лишь при административном доминировании носителей этого стандарта ¹⁶. В иных случаях речь может идти только о восприятии отдельных элементов (главным образом, лексических), которые не нарушают целостности второго литературного «языка», а способствуют росту его потенциала. Последнее на протяжении всей истории относительно свободного развития (в 1920–30 и с 1990 гг.) практикуют коми-пермяки, которые относительно активно осуществляют заимствования из зырянского регионального стандарта ¹⁷. При этом, однако, мы постоянно имеем массу недовольных из среды пермяцкой интеллигенции, с негодованием указывающей на зырянский источник того или иного решения. Это настороженное и подозрительное отношение к зырянам у пермяков воспитывалось и воспитывается через образовательную систему, последовательно внедряющую официальную идею о двух разных народах и двух разных языках. С другой стороны, вряд ли можно одобрить и зырянскую позицию, которая состоит в восприятии пермяков как «братьев наших меньших», чей литературный язык не более как диалект коми (т.е. коми-зырянского) языка ¹⁸.

Нам кажется, что стоит отказаться от попыток неравноценного восприятия двух частей коми нации и двух региональных стандартов коми языка. При этом, поскольку единство коми языка (и коми народа) очевидно как для зырян, так и для пермяков ¹⁹, представляется уместным рассматривать состояние нашего национального языка как ситуацию лингвистического плюрицентризма: один язык – два региональных языковых стандарта.

Не только язык коми оказался в подобной ситуации. По два языковых стандарта имеют румынский, албанский, корейский, малайский, каталанский, сорбский  и др. языки. Появление областных (либо государственных) вариантов литературного языка во всех этих случаях оказалось неизбежным вследствие административно-территориального разрыва этнического континуума, и проблема поддержания этнолингвистического единства является там предметом постоянного обсуждения.

Обоюдное признание единства коми языка и равноправия обоих его региональных стандартов предполагает создание общего информационно-культурного и образовательного пространства коми, взаимное ознакомление со вторым языковым стандартом, проведение постоянных консультаций по координации работы при дальнейшем языковом планировании в обоих регионах и т.д. и т.п. ²⁰. Разумеется, всё это хлопотно и требует определённых затрат, однако это единственный путь демократического решения проблемы общности коми языка, альтернативой которому явилась бы болезненная интеграция двух региональных стандартов, которая, как было замечено выше, в настоящее время уже невозможна.

Третий путь – консервация современного состояния раздельного существования – будет иметь неизбежным следствием дальнейшую дефрагментацию и ассимиляцию нашего языка и народа, к предотвращению чего коми, по идее, должны стремиться.

Литература:

• Бараксанов Г.Г. История коми литературного языка и проблемы языковой нормы. Сыктывкар, 1986: Научные доклады Серия препринтов / АН СССР. Коми фил. Вып. 158.
• Жилина Т.И., Бараксанов Г.И. Присыктывкарский диалект и коми литературный язык. М., 1971.
• Лыткин В.И. (Илля Вась). Материалы по коми грамматике (обоих наречий). Москва, 1929.
• Лыткин В.И. Очередные задачи строительства коми литературного языка // Сборник комиссии по собиранию и изучению диалектов коми языка. Сыктывкар. 1931. Вып. 2. С. 5–14.
• Лыткин В.И. Коми-зырянский язык // Закономерности развития литературных языков и народов в советскую эпоху. Тюркские, финно-угорские и монгольские языки. М., 1969. С. 306–352.
• Материалы Коми лингвистической конференции Главнауки в Сыктывкаре. С 15–21 июля 1929 г. Сыктывкар, 1930.
• Резолюции первой об‘единённой коми (зырянской) и коми (пермяцкой) термино-орфографической конференции (29 августа – 2 сентября 1934 года). Сыктывкар, 1935.
• Сидоров А.С. Пути развития коми литературного языка // Сидоров А.С. Избранные статьи по коми языку. Сыктывкар, 1992. С. 137–142.
• Цыпанов Е.А. Перым-Коми гижӧд кыв. Сыктывкар, 1997.

Примечания